Лен – одна из древнейших прядильных и масличных культур. Человечество выращивает его вот уже почти девять тысяч лет.

Основная ценность этой культуры заключается в уникальных свойствах волокна. Льняная ткань прочна и эластична. Она не поддается гниению. Изделия из нее долго не изнашиваются.

В то же время сырьем для обработки является не только волокнистый стебель растения. Получаемое из его семян льняное масло обладает целебными свойствами и широко применяется в медицине. Использовалось оно и как продукт питания.

Чтобы получить наибольшее количество того или иного продукта из растения, были специально выведены различные виды льна. Всего их около 230. Но наиболее распространены два вида: лен-долгунец, в стеблях которого от 20 до 30% волокна, и масличный лен, в семенах которого от 35 до 50% масла. У льна-долгунца есть и еще одно название – прядильный, а у масличного – лен-кудряш. Кроме того, существует и так называемый лен-межеумок, занимающий промежуточное положение между двумя основными разновидностями.

Полезные свойства этого растения и ценность продуктов, получаемых при его обработке, неоднократно подчеркивались в произведениях устного народного творчества – например, в загадках: «Из земли вырастаю – весь мир одеваю, голову едят, кожу носят, а мясо и собаки не просят»; «Били меня, колотили, во все чины производили, на престол с царем посадили».

Родина льна – Азия. Льняные ткани впервые начали изготовлять в горных областях Индии. Высокого уровня технология выращивания и обработки льна достигла в Древнем Египте. Тончайшие льняные полотна, которыми были обвиты мумии египетских фараонов, сохранились до наших дней. Греческий историк Геродот упоминает о подарке, который сделал фараон Амазис (V в. до н. э.) храму Афины Родосской. Это была льняная ткань, каждая нить которой состояла из 360 тончайших нитей. Ценилась она, конечно, дороже золота. К сожалению, секрет удивительного мастерства египтян был безвозвратно утрачен несколько тысячелетий назад.

Тончайшая ткань виссон, неоднократно упоминаемая в Библии, также изготовлялась из льна.

Белые, отделанные пурпуром льняные одежды высоко ценились в Древней Греции. Но лен у греков шел не только на одежду. Льняными были паруса и такелаж их кораблей, льняными были прокладки воинских доспехов, на льняном полотне писались картины.

В Древней Руси лен считали важнейшим растением и выращивали его в больших количествах. Летописцы сообщают, что во время похода Олега Вещего на Царьград в 907 г. его участники оснастили льняными парусами небывалую по тем временам морскую армаду, состоящую из двух тысяч кораблей.

Центры льняной культуры возникали вдоль торгового пути «из варяг в греки», от Балтийского моря до Черного. Но и другие, менее оживленные торговые тракты на территории Руси способствовали сбыту льнопродуктов, а следовательно, и развитию льноводства.

С XIII в. значительно расширяются посевные площади льна в Псковской и Новгородской землях. Он становится важной статьей дохода в торговле Руси с Западной Европой, и значение его, наряду с мехами, салом, медом и воском, возрастает. Лен и изделия из него неоднократно упоминаются в летописях, грамотах, юридических документах XIV–XVII вв.

К XVI в. относится строительство первой русской канатной фабрики. В том же столетии начался экспорт чесаного льна и канатов в Западную Европу через Архангельск и Нарву.

В XVII в. внешняя торговля России льняными изделиями стала настолько значительной, что была учреждена государственная монополия на вывоз их за границу.

В XVIII в. развитию льноводства в масштабах всей страны способствовал указ Петра I от 13 декабря 1715 г. Назывался он «О размножении во всех губерниях льняного и пенькового промысла». В соответствии с этим указом были созданы ткацкие фабрики, которые вырабатывали широкие, тонкие полотна. Государство приняло меры по нормированию торговли льном и развитию торговых связей с Западом. Льняное волокно и льняные нити стали одним из основных товаров в торговле с Западной Европой и важным источником пополнения царской казны.

В XIX–начале XX в. Россия являлась крупнейшим мировым производителем и экспортером льнопродукции. Она поставляла на внешний рынок до восьмидесяти процентов всего производимого в мире льна. А Вологодская губерния занимала одно из ведущих мест среди 27 льноводческих районов России.

Льноводство в Вологодской губернии имеет давние традиции. Первые свидетельства о выращивании льна около Вологды встречаются в документах XIII в. Почвенно-климатические условия способствовали получению здесь льноволокна высокого качества. Географическое положение Вологодского края способствовало сбыту его за границу по Шексне – к Балтийскому и по Сухоне – к Белому морям. Товарное льноводство особенно успешно развивалось в Вологодском, Кадниковском и Грязовецком уездах.

Сеяли лен обычно во второй половине мая, но следили, чтобы почва была достаточно влажной и теплой. При этом руководствовались народной приметой: «Кукушка закуковала – пора сеять лен». Или даже так: «Кукушка закуковала, рябина зацвела, на дубе почки начинают раскрываться – пора сеять лен».

21мая/3 июня – в день Константина и Елены – посев льна уже следовало завершить. Не случайно этот день назывался в народе еще и так: Олена-льносейка, льняница, длинные льны.

Посев сопровождался обрядами, от исполнения которых зависел урожай. Для того, чтобы лен был «головистее», чище и белее, в лукошко-севалку клали куриные яйца (от 4 до 10 штук). Сразу же после посева их полагалось съесть прямо на поле. А для того, чтобы стебли выросли длинными, перед трапезой яйца подбрасывали вверх со словами: «Вырасти, лен, выше лесу стоячего!»

Основной уход за посеянным льном заключался в прополке. Сорные травы могли заглушить молодые всходы.

Начало листопада было знаком того, что пора приступать к тереблению (выдергиванию стеблей льна из земли и увязыванию их в снопики для просушки). Этот момент приходился обычно на сентябрь (3 сентября/16 сентября – «баба Василиса о льнах радеет»). Причем, очень важно было не упустить момент созревания стеблей, чтобы они не пересохли. Стебли льна в этот период обычно имеют светло-желтый цвет, волокно в них – лучшего качества, а семена в головках – хорошей всхожести.

Как только «елочка» (листья на стебле) начинала «подгорать», хозяева откладывали все другие работы и, пока стоит сухая и ясная погода, спешили убрать лен. Выдергивали его из земли (теребили) мелкими горстями, удаляя сорную траву. Небольшие снопы (примерно 20–30 см диаметром) старались вязать так, чтобы стебли в каждом из них были примерно одной длины и толщины. Эти снопы затем расставляли на поле двумя параллельными рядами (каждый ряд опирается верхушками на соседний) или развешивали для просушки на жердях («вешалах»). Лен сушили и другими способами: в «конусах», в «шатрах». При естественной сушке стебли дозревали, волокно становилось еще более крепким. И опять-таки важно было не пересушить сноп, иначе волокно могло получиться грубым.

Отделением семян занимались прямо на поле. Кичигами (изогнутыми палками с утолщенным концом) обивались головки только длинных стеблей. При очередном посеве семена из них улучшали сортность льна.

Затем, для того чтобы волокно от стебля легко отделялось, лен расстилали на лугах, клеверищах или ржаном жнивье. Нестланный лен трудно промять, так как отвердевшая часть стебля (костра) крепко держится за волокно. Благоприятным условием для лежки являлось чередование дождей с хорошей погодой и обильными росами по утрам. В некоторых волостях Грязовецкого уезда расстил заменяли мочкой в прудах или в реках с тихим течением. В любом случае это продолжалось от двух до четырех недель. После лежки или мочки лен был готов к дальнейшей обработке.

Отделение волокна от стебля производилось при помощи специальных приспособлений – мялки и трепала. Мялка состоит из небольшого бревна, вдоль которого выдолблен паз, и массивного деревянного ножа, закрепленного одним концом на шарнире в пазу. Правой рукой нож с силой опускают и поднимают, а левой подкладывают под него стебли льна. Так ломают костру. Чтобы ее отделить от стебля, лен обрабатывают трепалом – плоским деревянным ножом длиной около полуметра и шириной около 5 см.

После мятья и трепания волокно расчесывали гребнем-броснухой. Та его часть, которая оставалась на гребне, была самого низкого качества и назвалась «изгребь». Затем волокно расчесывали щеткой – металлической или из грубой щетины. На щетке оставались «пачеси» – еще один вид низкосортного волокна. Изгребь и пачеси шли на изготовление мешковины и другой грубой ткани. После чесания щеткой получался лучший сорт волокна, носивший название «лен».

В народном сознании важнейшие сельскохозяйственные процессы соотносились с культом христианских святых. Но в ряде случаев с этими процессами была связана память и о языческих божествах. Так, начало обработки льна связывалось с почитанием Параскевы Пятницы (14/27 октября) и Ненилы-льняницы (28 октября/10 ноября). В народном календаре день 27 октября еще носил название Параскева-грязниха, льняница, порошиха. Существовала поговорка: «Мни и толки льны с грязнихи». На Руси в основе культа Параскевы лежит древний языческий культ Мокоши – единственного женского божества древних славян. Считалось, что Мокошь прядет нить человеческой судьбы.

Обработка льна была преимущественно женским занятием. В день Ненилы-льняницы женщины устраивали «льняные смотрины». Вытрепанный лен-первак показывали друг другу, демонстрировали свое рукоделие. А девушки хотели, чтобы их работу оценили парни и будущие свекрови.

К прядению подготовленного волокна крестьянки приступали с осени (с Покрова) и занимались этим до Пасхи. Их инструментами были прялка иверетено. Веретено – круглая деревянная палочка, заостренная с обоих концови с утолщением посредине. Прялка (прялица) представляла собой Г-образное деревянное приспособление, одна сторона которого в северных губерниях называлась «лопастка», а другая – «гузно» («седулка»). Прялка устанавливалась на скамью – так, чтобы гузно лежало на ней, а лопастка стояла вертикально. К лопастке, имевшей вид плоской дощечки, привязывалась кудель (волокно, приготовленное для прядения). На гузне сидела пряха, пальцами левой руки она тянула из бороды (нижней части кудели) нить и скручивала ее, а правой рукой навивала эту нить на вращающееся веретено.

Прялка была не только орудием труда, но и произведением искусства: чтобы скрасить тяжелый труд, ее украшали резьбой или росписью. Часто она использовалась в качестве подарка: жених дарил прялку невесте, отец – дочери, муж – жене. Красивая прялка становилась гордостью ее владелицы, передавалась по наследству от матери к дочери, от бабушки к внучке. В разных регионах России прялки имели свои особенности и отличались как по форме, так и по способам украшения.

Без прялки не обходилась ни одна семья. Она занимала большое место в жизни русской крестьянки. При свете лучины женщины проводили за прялкой долгие зимние вечера.

Девочек приучали к ней с ранних лет, и каждая должна была напрясть до замужества столько нитей, чтобы их хватило на приготовление приданого.

Использование прялки и веретена давало возможность получить длинную, хорошо скрученную нить. Но ручное прядение было очень медленным и малопроизводительным. Самая искусная пряха, работая от зари до зари, могла напрясть в день около 300 м пряжи. Чтобы получить в результате 1 м ткани, ей нужно было так трудиться не менее четырех дней. Поэтому прядильный сезон и продолжался почти 5 месяцев.

В XIX в. на помощь крестьянке пришла самопрялка – устройство с маховым колесом и ножным приводом. Производительность труда повысилась. Но при этом нить получалась грубой и толстой. Поэтому самопрялка и не сумела вытеснить обычную прялку.

Выпряденные нити сортировали. Самую хорошую, ровную и крепкую, оставляли для шитья. Ту, которую пряли девочки 6–7 лет, употребляли только для поперечных нитей ткани (для продольных требовалась нить хорошего качества – упругая и однородная).

Ближе к весне крестьянки начинали ткать холсты. В каждой избе устанавливался ткацкий стан – «кросна». Основой станка служила «станина», состоявшая из четырех столбов, соединенных внизу перекладинами. На передней паре столбов на особых вырезах лежал передний навой, на который наматывалась готовая ткань. Возле задней пары столбов помещался задний навой, на который наматывалась основа.

Для получения цветных льняных нитей практиковалась окраска их натуральными красителями. Для изготовления красителей употреблялись местные растения, свойства которых были хорошо известны.

Цветные нити шли на изготовление пестряди – клетчатой ткани, из которой шили одежду – мужские рубахи и женские сарафаны. Основные цвета этой ткани традиционны для всего Русского Севера – красный, синий и белый, реже встречалось добавление зеленого и желтого цветов, однако пестрядь была чрезвычайно разнообразна по ритму составляющих узор клеток – мелких и крупных, простых и сложных.

Широко бытовало многоремизное ткачество. (Ремизками назывались планки, при помощи которых можно было чередовать в определенном порядке цветные нити во время тканья.) Этим способом украшались самые разнообразные вещи: от льняных скатертей, полотенец до сарафанов и нижних юбок. На многоремизных тканях чаще всего встречались геометрические узоры. По своему цветовому решению ремизные ткани также были очень разнообразны – чисто белые, белые с красным (полотенца) и трехцветные сине-бело-красные (скатерти).

Третий способ – браное ткачество – получил меньшее распространение в Вологодском уезде, что было связано с его трудоемкостью. Узор в этом случае набирался от руки при помощи дощечек – «бральниц», разделявших нити основы для их подъема (то есть нити «брались» на дощечки). Наибольшее применение браное ткачество находило в изделиях, предназначавшихся для убранства жилого интерьера (полотенца и скатерти) и в деталях женского костюма.

Ткачеством издавна славились деревни, расположенные вокруг Череповца. Крестьянки-мастерицы составляли яркие многоцветные узоры из простых геометрических фигур. Они прекрасно владели различными техниками тканья: ремизной, браной, выборной. Геометрический орнамент составлялся из ромбов, крестов, гуськов, свастик, крючьев и т. д. В глубокой древности такие фигуры были символами плодородия, благополучия, изобилия, а иногда выполняли и магические функции. Со временем об их символическом значении забыли, и они стали просто красивыми узорами, искусство создания которых передавалось из поколения в поколение. Эти узоры тянулись по ткани полосой или заполняли орнаментом все изделие. Так украшали полотенца, подолы и рукава женских рубах, передники, скатерти-столешники и другие бытовые вещи.

В деревнях бассейна реки Шексны, в Череповецком и части Вологодского уездов особую привлекательность ткани приобретали благодаря чередованию цветных полос, рельефности тканых узоров, выполненных цветными шерстяными нитями, яркой цветовой насыщенности всего изделия. Чаще всего это были красные узоры по красному же фону или крупные разноцветные геометрические орнаменты на красном и синем фоне. Белый фон использовался здесь редко. Узорное ткачество способствовало тому, что одежда и интерьеры домов в этой местности выглядели нарядными, праздничными.

Льняные ткани украшались и вышивкой, которая распространилась в Вологодских землях довольно поздно (на рубеже XIX–XX вв.) под влиянием городской культуры. Как в ткачестве, так и в вышивке преобладающим было сочетание красного и белого цветов.

Одним из распространенных способов украшения льняных тканей до начала XX в. оставалась кубовая набойка, носившая название «печатный холст». (О том, как такой холст изготовлялся, будет рассказано далее.) Из кубовой набойки шили сарафаны, станы женских рубах, скатерти и наматрасники.

Естественный цвет льняных нитей – грязновато-серый (суровый). Такого же цвета и холст, если нити, из которых его ткали, предварительно не подверглись специальной обработке. Для шитья одежды и белья суровый холст не использовали. Чтобы придать ему более приятную для глаза окраску, а заодно и улучшить его качество, холст белили.

Беление холста – довольно долгий процесс, состоящий из нескольких стадий. Причем каждая стадия повторялась несколько раз.

Еще до того, как приступить к тканью, льняную пряжу белили в мотках, отбивая при этом вальками. Нити становились более эластичными и прочными.

Затем белили уже вытканный холст. Он назывался «новина». Длина его обычно равнялась 10–15 м.

Сначала новину золили (парили). Делалось это так. Готовили щелок (раствор золы в кипящей воде) и заливали им холст в корчаге (большом глиняном сосуде). Предпочтение при этом отдавалось ольховой золе, а черемуховую не использовали вовсе. Корчагу ставили в только что протопленную печь и держали там 10–15 часов.

Позоленный холст хорошо выстирывали и расстилали – ранней весной по снежному насту, летом – на траве. Бывало, что его и развешивали на изгороди. На открытом воздухе и солнышке он лежал несколько дней. Холст должен был оставаться все время сырым, для этого его смачивали. Холст могли не убирать в дом и на ночь – чтобы ткань пропиталась росой. Охраняли его девушки, к ним приходили парни, и скучное занятие превращалось в гуляние деревенской молодежи.

Обработанный природными стихиями солнца, воздуха и влаги холст отбивали вальками.

И наконец, его еще раз золили и отстирывали. Но на этот раз золение производилось в дупле, долбленной из цельного куска дерева кадке. Дно ее выстилали соломой, на солому складывали мокрые холсты, пересыпанные золой, их покрывали пепельником (куском грубой ткани), затем шел толстый слой золы. В дуплю заливали кипяток (нечетное количество горшков) и, чтобы вода продолжала кипеть, в нее бросали раскаленные камни. Всю операцию повторяли несколько раз, после чего оставляли холсты в дупле на 2–3 дня.

Оставалось их вымыть, просушить – и они были готовы для того, чтобы шить из них белье и одежду. Но до этого ткань можно было подвергнуть дополнительной обработке.

Крашение

В глубокой древности преобладающим цветом одежды восточных славян был белый. Такая одежда по-своему красива, но выглядит уж слишком однообразно и к тому же быстро пачкается. Общение с народами Востока способствовало тому, что славяне научились ткани окрашивать и отделывать их вышивкой. Произошло это так давно, что и окраска, и вышивка не воспринимаются нами как заимствования. И тот и другой способы обработки тканей и изделий из них стали неотъемлемой частью народной культуры.

В домашних условиях севернорусские крестьяне для придания ткани того или иного цвета использовали естественные красители. Наиболее распространенными красящими средствами были древесная кора, корни и листья растений, цветные глины, сажа. Пропаренная в отваре ольховой коры ткань приобретала коричневый цвет. Травянистое растение серпуха использовалось для приготовления желтой краски. Растение вайда (или крутик) – для синей. А из толстых корней марены получали красную краску. Крашенный этой краской сарафан в Вологодской губернии называли маренником.

Когда ходовым товаром стала ярко-синяя краска индиго, добываемая из сока тропических растений, появилось ремесло красильщика. Эта краска в России получила название кубовой, потому что ткани окрашивались ею в большой бочке, которая называлась куб. И ткань ярко-синего цвета также носила название кубовой. Конечно, красильщики пользовались не только краской индиго. Но набор цветов, с которым они работали, был обычно небольшим: кроме ярко-синего, еще светло-синий (лазурный), красный и зеленый. Цветовая гамма значительно расширилась лишь после того, как стали выпускаться фабричные ткани.

Трудно себе представить более острую нужду в цветных тканях, и рядом с этим – в красящих веществах, наступившую в народе вслед за войной и революцией, примерно в 1919 г. Фабричные ткани и заводские краски, пользовавшиеся уже всеобщим распространением, стали быстро исчезать из обычного обихода крестьянской жизни. Потребность в них, однако, нисколько не уменьшалась. Белые некрашеные холсты в одежде и нарядах получили слишком большое распространение, достигнувшее уже некоторого предела. «Ведь в белом сарафане не станешь ходить: это нехорошо», – говорили мне деревенские женщины. Но то же самое можно сказать и еще о кое-каких костюмах или частях таковых: белые они выходят такими, что «нехорошо» (неприлично) быть в них среди людей. Белая одежда, вдобавок, крайне непрактична и в том отношении, что слишком марка, скоро занашивается и требует частой стирки. Отсюда искание цветных материй и красок для тканей и ниток. Когда получение фабричных красок представлялось уже совсем безнадежным, стали вспоминать старинные способы окрашивания тканей при помощи красок, которые можно тут же под руками достать каждому для себя; стали, наряду с этими, разыскивать и новые красящие вещества, а вместе с тем и учиться новым методам окрашивания. В деревне Мокрочихе Великоустюгского уезда толокнянку (растение семейства вересковых), высушенную и мелко истолченную, всыпают в большой чугун (чугунный горшок) несколько в большем половины его объема количестве, доливают водой и ставят в печь вариться часа на 2–3. В полученный горячий отвар погружают ткань или нитки и, смочив хорошо, вынимают и снова погружают в полужидкую болотную ржавчину (которая вычерпывается заранее, вместе с железистыми радужными пленками, и заготовляется в должном количестве в кадке или в ушате). Иногда из отвара толокнянки несут крашенье прямо на черную болотную полужидкую грязь и в ней хорошо «вымарывают», после чего споласкивают и просушивают. Операция повторяется до пяти раз над одним и тем же подвергаемым окраске материалом. Так достигается получение довольно приятного черного цвета.

Для получения красного цвета прежде всего был восстановлен старинный способ окрашивания мареной (по-местному – мареной). Эта краска получается из корневищ подмаренника, растущего в поле на межах и на засоренных лугах. Я познакомился с этим способом крашения в Кокшеньге Тотемского уезда. Здесь во многих деревнях Спасской и других волостей крашение мареной и способы добывания этой краски до такой степени были обычны, что даже существует с давних пор поговорка: «Как марену копает», – если хотят о ком-нибудь сказать, что он работает весьма медленно, с малой продуктивностью.

Ввиду того, что межи полей всегда служат местом свалки камней и всего, что загромождает пашню, корневища подмаренника приходится выдирать из дерновины, из камней и всякого мусора, на что, конечно, затрачивается очень много времени. Отсюда и возникла вышеприведенная поговорка, свидетельствующая о медлительности этой работы. Выкопанные корневища промывают, сушат и затем делают из них отвар, подобно тому, как из толокнянки; варят довольно долго, затем процеживают и кипятят с квасцами. На ведро отвара требуется около пяти золотников квасцов. Чаще всего красят домашнюю пряжу из шерсти, которая погружается в отвар марены с квасцами и кипятится. Когда остынет, пряжу вынимают и сушат в избе над печкой. Получается красный, малинового оттенка, цвет, прочный, нелинючий.

Кое-где припомнили и крашение «травой-зеленицей», дающей желтовато-зеленый цвет (крашение, известное исстари, но не пользующееся и не пользовавшееся раньше широким распространением).

Кора лиственницы также применялась в качестве красящего вещества с давних пор. В натуральном виде, палочками, ее брали для окраски деревянных вещей при точении их на токарном станке (веретен, швеек и пр.); причем палочки коры приставлялись (прижимались) к вращающемуся на станке предмету и давали красное кольцо той или другой ширины. Но в последнее время пользовались и отваром этой коры, который красит ткани или пряжу в зеленый цвет. Более точного рецепта окрашивания получить не удалось. Лиственничная кора далеко не является единственной употребляемой для крашения корой. Кроме нее, пользуются для этой цели ольховой, березовой, ивовой, еловой, черемуховой и, вероятно, корою других деревьев и растений вообще (красящее вещество марены также содержится в коре корневищ ее).

Березовой корой на Печеные Тотемского уезда (д. Подлинное) красят весьма многие. Сырую кору, снятую с березы, после сдирания бересты рубят кусочками, заваривают кипятком, прибавляют золы, завязанной в мешке или в тряпке; спустя дня три после этого погружают холстину или другой окрашиваемый материал в приготовленный таким образом настой и, дав пропитаться им, стелют ее затем «на солнышке» (на открытой для солнца лужайке). После высыхания на стороне, обращенной к солнцу, появится заметное окрашивание, хотя и недостаточно интенсивное. Просохший на солнце окрашиваемый холст снова погружают в тот же настой коры и опять расстилают на солнышке, только другой стороной. Такая операция проделывается до тех пор, пока не получится окраска достаточной яркости и густоты. Последняя может быть получена лишь при непосредственном действии солнечных лучей на окрашиваемое. В конце концов, после 5–6 раз удается получить темновато- или коричнево-красный цвет, довольно прочный, мало линючий или почти нелинючий и приятный на глаз. Крашение этого сорта идет на рубашки, сарафаны и даже на штаны.

М. Б. Едемский, 1925